Вчера гражданин Кадыров заявил, что до конца марта федеральные власти официально объявят о завершении в Чечне "контртеррористической операции". Что бы сие значило?
Давать оценки расплывчатым заявлениям российских государевых людей — все равно что обжаловать немотивированные судебные решения. Когда в пяти строках суд без объяснения причин заявляет, что ты являешься верблюдом, то апелляционная жалоба обычно превышает объем судебного решения в десятки раз — ровно потому, что сначала приходится разбираться, что понимал суд под словом "верблюд", перечислять все возможные основания, по которым он мог прийти к столь экзотическому выводу, а потом самому его по пунктам опровергать.
Так что имел в виду Кадыров, употребив словосочетание "контртеррористическая операция"? Тайна сия велика есть.
Впервые этот не совсем удобоваримый с точки зрения русского языка неологизм появился в Федеральном законе от 25 июля 1998 года "О борьбе с терроризмом", откуда с незначительными изменениями перекочевал в ныне действующий ФЗ от 6 марта 2006 года "О противодействии терроризму". В соответствии с содержащимся там определением "контртеррористическая операция — комплекс специальных, оперативно-боевых, войсковых и иных мероприятий с применением боевой техники, оружия и специальных средств по пресечению террористического акта, обезвреживанию террористов, обеспечению безопасности физических лиц, организаций и учреждений, а также по минимизации последствий террористического акта". Таким образом, это понятие в российском праве еще более "резиновое", чем определение экстремизма — такой операцией может быть объявлено как изъятие на остановке подозрительно тикающего кулька, так и широкомасштабная войсковая операция; как задержание подозреваемого, так и ковровые бомбардировки густонаселенных районов.
Что же касается собственно Чечни, то вопреки расхожему мнению режим проведения некоей всеобъемлющей "контртеррористической операции" здесь никем и никогда не устанавливался.
Вооруженный конфликт начался в августе 1999 года в Дагестане и уже очень скоро переметнулся на территорию независимой тогда де-факто Чечни. Однако до конца сентября широкомасштабные боевые действия вообще ничем, кроме внутриведомственных армейских и милицейских приказов, не регулировались. Президент Ельцин 23 сентября 1999 года издал секретный (сейчас частично рассекреченный) Указ, название которого говорит само за себя: "О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации". Никаких территориальных и хронологических границ этих самых "операций" Указом не устанавливалось. Документ целиком посвящен созданию структуры единого командования подразделениями, задействованными в боевых операциях на Северном Кавказе. Следующий — уже путинский — Указ № 61 от 22 января 2001 года также широко говорит о "Северо-Кавказском регионе" и слово "операции" снова упоминает во множественном числе. Последующие президентские Указы — от 30 июня 2003 года и от 2 августа 2006 года — также ничего не проясняют.
На основании последнего, например, в Чеченской Республике создается оперативный штаб "по управлению контртеррористическими операциями" (до этого его функцию осуществлял Региональный оперативный штаб "на территории Северо-Кавказского региона"), но такие же штабы, согласно этому документу, создаются во всех субъектах Российской Федерации, например в Москве.
Но, может быть, границы и временные рамки проведения контртеррористических операций установлены законом или могут быть выведены из его текста? Отнюдь. В соответствии с законом "О борьбе с терроризмом", который действовал до 2007 года, зона проведения контртеррористической операции определялась как "отдельные участки местности или акватории, транспортное средство, здание, строение, сооружение, помещение и прилегающие к ним территории или акватории, в пределах которых проводится указанная операция". При этом орган, который должен определять границы операции, четко прописан не был. В ныне действующем законе "О противодействии терроризму" данного понятия не содержится вообще. Между тем сам режим такой операции позволяет фундаментально ограничивать права и свободы человека.
Может ли целая республика, несколько республик или вся территория матушки России быть объявлена "зоной проведения контртеррористической операции"? Нет ответа. Действующий закон не исключает, что контртеррористическая операция может охватывать "территорию, на которой проживает значительное число людей" (статья 12), но никаких, даже самых приблизительных, ограничений протяженности этой территории не предполагает. Кто конкретно определяет ее границы? А хрен его, товарищ майор, знает! В законе говорится о некоем "руководителе", назначаемом неизвестно кем. Каким образом граждане извещаются, что на той или иной территории проводится контртеррористическая операция, и лежит ли на ком-то персонально обязанность такого оповещения? Догадайтесь с трех раз.
В итоге законодательство и подзаконные акты, касающиеся борьбы с терроризмом, представляют собой классический образец того самого "дышла", которым власть может поворачивать, как захочет.
Сегодня это выгодно — заявляем, что у нас там-то и там-то режим контртеррористической операции. Завтра это невыгодно — говорим, что у нас "налаживание мирной жизни".
Вот типичный пример. Отвечая на вопросы Европейского суда по правам человека по делу "Хациева и другие против России", касавшегося расстрела российскими вертолетами в Ингушетии группы косарей, власти Российской Федерации заявили, что в указанный момент на территории, где произошла трагедия, действовал режим контртеррористической операции. А потому косари в соответствии с установленными правилами были обязаны при появлении военных поднять руки вверх, выбросить белое полотнище и "ожидать подхода военнослужащих для осуществления проверки". Не исполнили данного требования — на законных основаниях получите пулю (или ракету). Утверждали российские власти и то, что с таковыми правилами жертвы были ознакомлены "главой сельской администрации". Однако в подтверждение своих слов государство-ответчик не смогло предоставить суду ни одного документа: ни какого-либо распоряжения, касающегося установления на данной территории режима "контртеррористической операции", ни пресловутых "правил", ни свидетельств относительно того, что таковые "правила" были где-то опубликованы или иным образом доведены до населения. По-видимому, вне рамок воображения представителя Российской Федерации в суде господина Лаптева их просто не существовало. Поэтому данное дело Россия с треском проиграла.
Однако, когда на территории Чечни властями проводились разнообразные референдумы и выборы, о "контртеррористической операции" как-то сразу быстро забывалось. В самом деле, в условиях такой операции в соответствии с законом ограничивается право граждан на передвижение, свободу собраний, неприкосновенность жилища, тайну переписки, доступ граждан к информации. Ограничений даже больше, чем при режиме чрезвычайного положения. Какие уж тут "демократические процедуры"?!
Таким образом, в термин "контртеррористическая операция" власть может в любой момент вкладывать какой угодно смысл.
И до тех пор, пока вся эта словесная эквилибристика не попадает в сферу расследования международных судов, уличить кого-либо из наших сановников во лжи не представляется возможным. Поэтому комментировать заявления по данному поводу — все равно что обсуждать вопрос, сколько чертей уместится на кончике иглы.
На сегодняшний день не существует ни одного опубликованного официального документа (закона либо подзаконного акта), объявляющего о проведении в Чечне "контртеррористической операции" (либо операций) и устанавливающего ее (их) географические и временные границы.
В этих условиях на данную тему кто угодно может болтать что угодно, не неся (даже теоретически) никакой ответственности за свои слова.
Теперь в хоре болтунов добавился голос всечеченского нашего солнышка — Рамзана свет Ахматовича. Мели, Емеля...
Вы можете оставить свои комментарии здесь
