События на Ближнем Востоке очевидно застали врасплох не только российскую, но и мировую элиту. Реакция российских властей и прикормленных ими аналитиков и журналистов, для которых мир отражается в зеркале конспирологии, была предсказуема. Они в очередной раз увидели заготовленный сценарий, который также должен был быть распространен и на Россию. Видимо, политическая ситуация в Египте и Ливии даже им сильно напоминает российскую.
Но больше заслуживает внимания шок, охвативший руководителей западных стран, особенно США. Обама не может выйти из ступора с начала египетских волнений. Еще в середине января во время визита Хиллари Клинтон в регион речь как всегда шла о стратегическом сотрудничестве и американская администрация лишь осторожно говорила об улучшении ситуации с правами человека в странах Залива и Египте. В отношении Ливии эта тема вообще давно не поднималась. Там у западных стран была другая проблема — успеть к дележке ливийского нефтяного пирога, в чем в итоге преуспели англичане и итальянцы.
Если народные выступления в Тунисе еще воспринимались как нетипичный случай, то, когда заполыхал Египет и стало ясно, что дни Мубарака сочтены, выяснилось, что США и Европа абсолютно не готовы к тем геополитическим вызовам, которые несет спонтанная революция на всем арабском Востоке. Состояние похоже на тот же шок, который испытали американцы и западноевропейцы в конце 80-х — начале 90-х. Реакция (а чаще всего отсутствие какой-либо первоначальной реакции) на крах коммунистических режимов в Восточной Европе выдавала полную неподготовленность к тем переменам, которые тогда начинались, заставая врасплох дипломатов, аналитиков, разведчиков. Падение Берлинской стены было столь же неожиданным, как и ее появление, при этом американцы и западноевропейцы, несмотря на быстрое изменение ситуации в ГДР, считали, что в той же Чехословакии режим стабилен. И конечно никто даже не думал, что диктатура Чаушеску может находиться в опасности.
Что же касается распада СССР, пожалуй, не было больших сторонников сохранения этого государственного образования, чем Джордж Буш-старший и его госсекретарь Джеймс Бейкер, которым распад супердержавы, обладающей ядерным оружием, представлялся худшей формой геополитического кошмара. Администрация Буша буквально до последнего момента продолжала поддерживать Горбачева при демонстративном игнорировании Ельцина. Еще в середине ноября 1991 года в Вашингтоне был организован торжественный прием вновь назначенного министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, на котором Буш и Бейкер расписывали новые перспективы советско-американского сотрудничества. Страх перед изменением геополитической реальности также проявился, когда администрация Буша сделала серию заявлений о необходимости сохранения целостности Югославии, фактически поощрив использование силы Милошевичем.
Очевидно, что рецидив политического когнитивного диссонанса, снова охвативший элиту западных стран через 20 лет, должен иметь рациональное объяснение. И оно связано с выработанным алгоритмом действий и принятия решений, который доводится в бюрократической системе до автоматизма и зависит от многочисленных согласований между участниками этого сложного процесса, привыкающими к жизни в определенной системе координат. В результате в какой-то момент, например, даже такое противостояние, как холодная война, перестает быть для бюрократической машины борьбой за победу и становится частью ее существования. Понятно, что в демократических странах степень приспособляемости к меняющимся условиям выше, чем в авторитарных, которые могут под влиянием таких перемен обрушиться. Но тем не менее все бюрократические системы инстинктивно стремятся к поддержанию статус-кво.
Сегодняшняя неготовность к восприятию новых реалий связана не столько с геополитикой, сколько с очевидным кризисом современной глобальной модели взаимоотношений на политическом, социальном и экономическом уровнях. Финансовый кризис 2008 года был заглушен печатными станками как в США, так и в Европе. Но фундаментальные диспропорции, вызвавшие его, остались. Напечатанные деньги вместо создания рабочих мест спровоцировали рост цен на нефть, золото и ценные бумаги. А теперь к этим очевидным инструментам поглощения излишней ликвидности начали добавляться и цены на продовольствие. Все это подстегивает социальную активность людей, особенно молодежи.
Модель взаимоотношений, сложившаяся после Второй мировой войны, элементы которой пытались сохранить после окончания холодной войны, себя исчерпала. Если применить теорему Геделя к общественным процессам, эту проблему можно условно назвать неполнотой системы. В каждой системе есть вызов, который невозможно решить внутри нее, а только в другой плоскости. Именно в этом причина ступора, охватившего в первую очередь западных лидеров. И первая реакция — желание сохранить расползающуюся систему и ускользающий статус-кво.
Режим Каддафи еще недавно казался таким же устойчивым, как когда-то режим Чаушеску, или таким же незыблемым, как берлинская стена. Парадокс ситуации заключается в том, что, с одной стороны, ведутся параноидальные поиски всемирного американского, масонского, сионистского заговора (нужное подчеркнуть), угрожающего стабильности диктатур, а с другой — возникает непреходящий ужас перед переменами в тех же США и Израиле, которые уже привыкли жить в этом окружении и заключать финансовые сделки с диктаторскими режимами, а разговорами о демократии этот ужас прикрывать. Массовое кровопролитие в Ливии никак не может подвигнуть мировое сообщество на принятие даже таких примитивных мер, как закрытие зоны полетов, чтобы не допустить переброску оружия и наемников. Все-таки Каддафи воспринимался как деловой партнер, и к нему уже привыкли. Возможные угрозы, которые несут новые реалии, представляются гораздо более опасными, чем диктатор, заливающий кровью свою страну.
События арабского Востока в очередной раз доказали, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. И в случае с Россией западные элиты будут до последнего момента стоять на стороне путинского режима. Что, однако, не помешает им в момент его падения заморозить все счета Путина и его подельников.
