Теократический режим иранских мулл готовится к решающему рывку в нефтяной сфере. 10 июля заместитель министра нефти по международным связям Исламской республики Амир Хоссейн Заманиниа на пресс-конференции в Тегеране сообщил о том, что новый проект нефтяного контракта, известный как Iran Petroleum Contract (IPC), предусматривающий принципиально новую форму участия иностранного капитала, будет готов в течение 1,5-2 месяцев.
Подписание первого соглашения на базе IPC, по словам замминистра, будет осуществлено в течение предстоящих трех-четырех месяцев.
После достижения в июле 2015 года международного соглашения с Ираном по формуле "ядерная программа — санкции" Тегеран дал недвусмысленно понять, что начнёт форсировать свою нефтяную промышленность — основу национальной экономики.
Уже в ноябре того же года администрация ИРИ организовала крупную международную конференцию с участием 137 компаний из 45 стран, где и была представлена новая модель нефтяных и газовых контрактов — IPC. The new contracts, unlike the buyback contracts, will run for 20-25 years.
На конференции были также презентованы 50 нефтяных и газовых месторождений для контрактирования с международными компаниями и инвесторами, могущими обеспечить финансирование и техническое обеспечение будущих проектов. По замыслу иранцев, новые контракты, в отличие от контрактов на условиях "buyback" — обязательство иностранного инвестора закупать продукцию, будут долговременными, рассчитанными на 20-25 лет.
Таким образом, впервые за 65 лет власти Ирана допускают иностранные компании к нефтегазовым активам и в распределение прибыли от добычи углеводородов. Последней иностранной компанией в Иране была British Petroleum, национализированная в начале 50-х годов прошлого столетия демократическим правительством Моссадыка.
Заманиниа сообщил о том, что иностранный капитал проявляет интерес к нефтегазовому сектору Ирана. Так, за последние два года представители более 150 компаний, главным образом из развитых стран, встречались с официальными энергетическими властями Исламской республики. В частности, такие европейские гиганты, как Total и Shell, уже выразили готовность работать в Иране на условиях, которые предусматривает IPC, так как эти компании избегают "buyback contract".
Замминистра нефти Ирана отметил между тем, что в предстоящие пять лет общая сумма планируемых проектов только в нефтяном секторе составит 185 млрд долл. и с помощью IPC власти надеются привлечь порядка 40-50 млрд.долл. ежегодно. В связи со сказанным можно представить масштабы будущего развития нефтедобывающей отрасли этой страны.
В этой связи целесообразно отметить, что, по международным оценкам, нефтяные запасы Ирана оцениваются в 500-600 млрд баррелей, из которых лишь 158 млрд баррелей могут быть реально востребованы. Страна теряет порядка 4 млрд долл. в месяц из-за отсутствия правовой базы привлечения иностранных инвестиций и, по мнению властей, заключение контрактов на условиях IPC покончит с этими, а также другими косвенными потерями в нефтяной отрасли.
Итак, есть все признаки того, что, несмотря на определённое недовольство со стороны консервативных кругов в стране по поводу привлечения иностранного капитала, нынешнее правительство Исламской республики всерьез и надолго нацелено на прорыв в нефтяном секторе с участием западных энергетических компаний.
В свете подобного развития событий теперь становится понятным, почему Тегеран дипломатично, под разными предлогами, всячески уходил от проблемы заморозки добычи нефти, которую упорно проталкивала Москва, начиная с декабря прошлого года. Путинский режим, таким образом, пытался добиться стабилизации мировых цен на нефть в условиях финансового и бюджетного кризисов.
С другой стороны, это свидетельствует об уровне "стратегического мышления" Кремля и его всевозможных советников и "экспертов-иранистов", надеявшихся, что тегеранский режим поддержит идею заморозки добычи нефти. О том, что муллы не будут идти в фарватере Кремля, по крайней мере в нефтяном вопросе, было ясно уже тогда, когда иранцы задолго до снятия санкций "мурыжили" российскую сторону в вопросе подписания крупного соглашения "иранская нефть — в обмен на российские товары", стоимостью в 25 млрд долларов.
Затягивание Тегераном подписания необходимого Кремлю соглашения свидетельствовало о том, что иранцы в процессе переговоров с международными посредниками по ядерной программе смекнули — будет выгодно продавать свою нефть в постсанкционный период за так нужную валюту, чем обменивать на российские товары и услуги, к тому же не отвечающие международным стандартам.
На этом фоне речи Лаврова о том, что Россия сыграла решающую роль в заключении итогового соглашения по иранской ядерной программе и отмене санкций, которое открывает якобы широкие перспективы для двустороннего российско-иранского экономического сотрудничества, выглядят не только преувеличенными, но преждевременными.
Нацеленность иранского правительства на привлечение в нефтегазовый сектор громадных инвестиций, прежде всего из индустриально и финансово развитых стран, даёт основание предположить о постепенном не только экономическом, но и политическом крене в сторону Запада.
Разговоры о том, что прагматичные иранские аятоллы на определенном этапе начнут дрейфовать в сторону Запада, включая США, ведутся давно и на разных уровнях. Представляется, что нынешние активные шаги по привлечению иностранных капвложений являются не чем иным, как начальным этапом этого противоречивого и сложного дрейфа.
За более чем 35-летний период существования Исламской Республики Иран духовенству удалось значительно укрепить идеологическую составляющую и государственный строй, которые, к сожалению, уже выглядят необратимыми в условиях тотальной религиозной пропаганды. Сейчас главная задача, стоящая перед шиитским руководством — это укрепление экономических основ своего режима — нефтегазового сектора, которое может быть достигнуто на нынешнем этапе за счет расширения сотрудничества с развитыми в технологическом отношении со странами Запада.
Думается, не будет преувеличением сказать о том, что практичные и меркантильные иранские муллы могут повторить пример коммунистического Китая, который, укрепляя идеологические основы своего авторитарного правления, тем не менее экономически развивается по капиталистическому пути.
Представляется, что такая перспектива вряд ли понравится Кремлю, рассчитывающему на долговременный характер "стратегического сотрудничества" с Ираном и использование его в противостоянии с Западом. Скорее аятоллы использовали Россию для решения своих текущих задач в период изолированного международного положения, в котором длительное время находилась Исламская республика.
Этот период для ИРИ остался позади, и амбициозный шиитский режим сейчас уже решает другие задачи, которые, скорее всего, будут входить в противоречие с путинской вызывающей политикой по отношению к Западу. В этом смысле в иранском направлении кремлёвской политики не исключено раздвоение — на сторонников и противников расширения сотрудничества с Тегераном.
Кто в действительности более враждебен и опасен России: эрдогановская неоосманская Турция, Саудовская консервативная монархия, другие акулы региона или же "расправляющая нефтяные крылья" шиитская теократия тысячелетнего Ирана? И не только своим начинающимся романом с западным миром, а прежде всего болезненным для путинского режима ценообразованием на мировом рынке нефти. Вот в чем вопрос.
