7 июня был развенчан миф о том, что иранские аятоллы – тактические союзники Кремля в Сирии – контролируют ситуацию и обеспечивают безопасность в стране. В Тегеране четверо неизвестных ворвались в здание Меджлиса (парламента Ирана) и открыли стрельбу. В результате погиб сотрудник охраны, восемь человек получили ранения. Одного террориста удалось задержать, двое – на одном пояс смертника – были заблокированы в здании, еще один – выбежал на улицу, где открыл беспорядочную стрельбу, но был ликвидирован. Работа парламента не прерывалась.
Почти одновременно с нападением на парламент последовала атака на мавзолей основателя Исламской республики аятоллы Хомейни, в которой участвовали три террориста. Первый открыл стрельбу внутри гробницы, затем шахидка привела в действие пояс смертника. Третьего удалось задержать, однако он покончил с собой, приняв яд. В результате атаки погиб один человек, пятеро – пострадали. Позже появилась информация, что жертвами террористов стали 12 человек. Около 40 получили увечья.
По сообщениям международных информагентств ответственность за эти теракты якобы взяла на себя ИГИЛ, хотя влиятельная иранская военизированная структура, воюющая в Сирии – Корпус стражей исламской революции (КСИР) обвинила в этом Саудовскую Аравию. Помимо этой нестыковки обращает на себя внимание то обстоятельство, что тегеранские события совпали с катарским кризисом, который и возник в том числе из-за иранской проблемы, а также с бомбовым ударом 6 июня США по войскам Асада. Как бы то ни было, кто бы не стоял за атаками в Тегеране, подобное развитие событий делает ситуацию на Ближнем Востоке, где Кремль пытается закрепить свое влияние, крайне запутанной.
В этом отношении, раздающиеся призывы со стороны региональных и внерегиональных игроков об усилении сотрудничества в борьбе с международным терроризмом выглядят по меньшей мере бессмысленными, лишь завуалировающими их конъюнктурные интересы. О каком сотрудничестве можно говорить, если все эти игроки преследуют, разные, нередко противоположные цели, стратегическим задачам безопасности региона предпочитают тактические подходы.
Обращает также на себя внимание и то обстоятельство, что события на Ближнем Востоке стали развиваться по такому руслу после поездки Трампа в регион и проведения арабо-исламско-американского саммита в первой половине мая в Эр-Рияде. Это дает основание предположить, что администрация США не собирается безучастно взирать на действия России и ее "союзников" в регионе, прежде всего в Сирии, где Москва, Тегеран и Анкара, учреждением так называемых "зон деэскалации", на самом деле пытаются разделить эту страну скорее на зоны влияния.
Известно, что Соединенные Штаты скептично относятся к соглашению о создании зон деэскалации в Сирии, которое было достигнуто в ходе конференции в Астане в середине мая. Об этом в частности заявлял и.о. помощника госсекретаря США по делам Ближнего Востока Стюарт Джонс после Астаны. "Я участвовал в конференции в Астане как наблюдатель от США. На этой встрече, проводимой Турцией, Россией и Ираном, как гарантами процесса в Астане, было достигнуто соглашение о создании зон деэскалации, которые позволят сократить насилие и спасти жизни, – сказал он. – В свете провала прошлых соглашений, у нас есть причины испытывать скептицизм".
Изоляция сотрудничающего с Ираном Катара со стороны влиятельных арабских государств во главе с Саудовской Аравией, удар в сердце шиитского режима в Тегеране, активизация США на юге Сирии и помощь сирийской курдам говорит о том, что администрация Трампа пытается выстроить новые альянсы в регионе для сдерживания не только шиитских аятолл, но и в целом новоиспеченного треугольника Москва – Анкара – Тегеран.
Следует отметить немаловажное обстоятельство о том, что влиятельные израильские политики поддержали антикатарскую, антииранскую кампанию, инициированную Саудовской Аравией и ОАЭ. В частности бывший министр обороны и начальник Генштаба Израиля Моше Яалон заявил о том, что "мы, арабы сунниты, за и исключением Катара, находимся в одной лодке". Он также отметил, что больше не существует арабской коалиции против Израиля.
На таком фоне обращает на себя внимание критика со стороны Эрдогана политики ряда арабских стран по изоляции и введению санкций против Катара и неожиданное решение 8 июня турецким парламентом об увеличении контингента на военной базе Турции в этой стране. База была создана по соглашению между Турцией и Катаром от 2014 года. Этими действиями Эрдоган, с одной стороны, пытается ответить американцам за недавний неудачный визит в США (отказ, в частности, выдать Гюлена) и американскую помощь сирийским курдам, а с другой стороны, перехватить возможную инициативу со стороны Путина по урегулированию возникшего кризиса в Персидском заливе.
В складывающиеся обстоятельствах у Путина остается все меньше маневра для оказания влияния на ситуацию в регионе и не только потому что слишком широкий фронт формируется против Катара и Ирана и соответствующий настрой в Израиле. Главное состоит в том, что в Кремле слишком снисходительно относились к ближневосточной политике Трампа и оказались не готовы к тому что в Вашингтоне, несмотря на смену адиинистрации, все еще не отказались от концепции "Большого Ближнего Востока", над которой посмеивались в Москве.
Есть немало оснований предположить, что после наезда на иранских аятолл и симпатизирующих им катарских шейхов, очередь наступит и для другого "союзника" кремлевского православного чекиста – Эрдогана, который довел свою страну до ручки и обескровил ее непрекращающимися чистками после попытки "военного переворота". А затем и Путину придется постепенно сворачиваться из Сирии поближе к своим родным рубежам и уже там "защищаться" от коварных террористов. На дальних рубежах у него это плохо получается.
