Смерть Брежнева 35 лет назад я в встретил, понятное дело, опять же в Японии - юным пионером, только что засланным в эту непростую страну, союзницу американского империализма. Из отпуска в Москве тогда вернулся серьезный дядя, про которого говорили, что он солидняк сами знаете откуда, и меня, мелкую малявку, для кучи пригласили к нему по случаю приезда поесть номенклатурной советской еды и неумеренно попить водки.
Это было законом брежневской поры - все совзагранработники должны были регулярно устраивать щедрые выпивоны с максимальным количеством гостей. Лихое хлебосольство в стиле кубанских казаков считалось гарантией от слухов о том, что "парень сильно копит валюту" - уж не чесануть ли надумал? К тому же дружеское общение под очень тяжелую интенсивную выпивку было хорошим средством контроля за коллективом, вдруг кто чего сболтнет. И никогда в жизни я не пил водки в таких неимоверных количествах, как в те прекрасные молодые годы. Ну, за исключением военных сборов в Забайкалье, но это отдельная история.
Короче, только взяли мы вначале по первой, а потом тут же и по второй полновесной рюмахе "Кубанской" под салат с майонезом и дефицитный венгерский сервелат, как снизу позвонил дежурный. Вернувшийся из Москвы товарищ взял трубку, помолчал, и сообщил, что скончался Леонид Ильич. Приглашенные ситуацию поняли мгновенно, стали скорбно вставать, но один правда уже на выходе не удержался, подбежал к столу, налил и еще раз хряпнул "Кубанской", а попутно что-то политически сомнительное ляпнул в том смысле, что покойничка водочкой помянуть не грех. На него по-партийному все посмотрели очень косо, товарищ мгновенно взял себя в руки, и выходка эта, как потом выяснилось, последствий не имела.
Пока большие товарищи решали вопрос о политической ответственности легкомысленного выпивохи, я кинулся к телетайпу, который принимал сообщения из Москвы. В пустой комнате была мертвая тишина, ее заливал белый свет операционной, черная темнота за окном резала глаза, а телетайп вдруг стал редко бить букву за буквой по закатанной в рулон бумажной ленте. "В связи с кончиной Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР до последующего указания прекратить передачу всей информации". Я малость охренел, а потом обрадовался - работа отменяется. Бумажку с текстом оторвал и отнес начальству, а через пару дней был командирован в почетный караул у портрета Брежнева в посольстве, по случаю чего был вынужден раскошелиться на белую рубашку под галстук
Тогда белые рубашки были нудным символом надоевшей всем партийной номенклатуры, а наш брат предпочитал даже под служебным пиджаком носить что-то темное, серое или синее, это было, как и длинноватые волосы, невнятным, хотя и негласно разрешенным признаком свободомыслия. У портрета я отстоял, а запрет на передачу информации, ясное дело, сам собой отменился. Потом был Андропов, потом всякая прочая ерунда, и стало ясно, что неимоверно длинная, тусклая брежневская жизнь закончилась навсегда.
! Орфография и стилистика автора сохранены
