Ответ ясен. Тем, кто "может повторить". Теперь сохранение исторической памяти о преступлениях сталинизма и советской эпохи ложится на малочисленные плечи гражданского общества, каждого из нас. Пишите об этом, как умеете. Главное - сохранить знание, которое давно стало "нежелательным", а теперь уже и запретным.
Интернет сохранит. Поэтому следующим этапом репрессий будет ПОПЫТКА ограничить интернет.
Теперь особенно актуальна строчка из БГ: "И люди, стрелявшие в наших отцов, строят планы на наших детей". Слышала мнение, что "эта тема" россиянам больше не интересна.
Возможно, будут говорить "ну, это другое", когда сажать, ссылать в лагеря и пытать начнут жаждущих исторического "позитивчика" и их близких... Не другое. Потому что могут. Опять. Вспомним, что среди жертв пыток в сегодняшних российских тюрьмах, жуткое видео которых попало в интернет, не было политзаключенных, вполне себе верноподданные уголовные "россияне", Шаламова точно не читавшие и не знавшие, что все уже было, просто опять понемножку возвращается, потому что СССР победил нацизм, а свою версию сходного по ужасам тоталитарного строя не только не победил, но и навсегда легитимизировал этой победой.
Ежов переворачивается в расстрельной яме.
На гербе РФ должнен быть Уроборос: змей, пожирающий собственный хвост, потому что государственная паранойя выходит из-под контроля всегда - и репрессивная мясорубка требует мяса, поэтому своих ежовых и берия, а также всяких мелких "товарищей по партии" всегда уничтожают. Очень возможно, что некоторые товарищи, приложившие руку к запрету "Мемориала", будут вспоминать этот день на нарах в Мордовии. Это не злорадство, это напоминание о стабильной исторической закономерности.
Российские пропагандисты повторяют, как попугаи, что "А в Америке ТОЖЕ такой закон!" Ясно, что это говорится в расчете, что по-английски этот американский Акт никто не прочитает, а если и прочитает, то не поймет. ОГРОМНАЯ разница между Эрефией и США.
Чтобы в США организацию признали иностранным агентом, 1) должно быть проведено всестороннее расследование, документально устанавливающее beyond any reasonable doubts такую деятельность с указанием, в пользу какой страны (стран) велась такая деятельность и как эта деятельность КОНКРЕТНО принесла преимущество этой стране (странам). 2) присудить этот статус может только СУД, после выслушивания всех сторон и ознакомления со всеми материалами дела.
В Эрефии любой, кто встал с левой ноги, волен составить эти списки каждую пятницу и никаких доказательств "иностранной деятельности" не требуется. Это просто инструмент для политических репрессий. Как и вся полностью зависимая юридическая система.
На какую страну работал "Мемориал"? Где расследование и приговор суда? Какие конкретные преимущества получила конкретная страна, (на которую он предположительно работал), в результате какого конкретного деяния "Мемориала"?
Сегодня более чем уместно вспомнить строчки Анны Андреевны:
"Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
! Орфография и стилистика автора сохранены
