Как это ни сложно, но постараюсь отстраниться от актуальной политической повестки, чтобы с некоторой теоретической дистанции посмотреть на вопрос о том, действительно ли необъятные просторы создают политическую проблему, препятствуя преобразованию России из перманентно тоталитарного и милитаристского хотя бы в авторитарное (не говоря уже о демократическом) и безопасное для окружающих стран государство?
Еще раз оговорюсь, что я временно оставляю за рамками дискуссии вопросы о праве наций (нетитульных народов России) на самоопределение и вопрос о якобы "злокачественной" природе русской культуры, делающей ее "опасной для человечества", но готов буду вернуться к ним позже в отдельных эссе. Первый вопрос на самом деле важный в рамках исследования "логики распада" (и я с интересом прочитал несколько глубоких комментариев у Бориса в чате на эту тему), но в теоретическом отношении он вторичен по отношению к вопросу о "невпихуемости" земель русских в демократическую матрицу.
По всей видимости, для самой постановки этого вопроса есть довольно веские основания, и в русской исторической, общегуманитарной и философской литературе он обсуждался не единожды. При таких географических параметрах управляемость традиционно достигается в основном за счет изъятия ресурсов на местах и их дальнейшего перераспределения через центр с опорой на гигантский обслуживающий систему аппарат насилия и учета – иначе такие множественные и разобщенные территории не удержать, слишком велика будет разница потенциалов.
Таким образом, обширность территории формирует определенный тип государства – распределительный (раздаточный по Кордонскому). Распределительное государство держится на бюрократической вертикали, а бюрократическая вертикаль справляется со своими задачами при помощи коррупции, которая действует как смазка, необходимая для того, чтобы шестеренки проворачивались. Борьба с коррупцией в такой системе – бессмысленное занятие, так как победа над коррупцией означает ее смерть. Однако необходимость компенсировать отрицательное влияние коррупции на систему вызывает потребность в экстраординарных методах общественной мобилизации, самым простым из которых является война. В итоге мы получаем, что обширность территории с железной исторической детерминированностью порождает тоталитарный и агрессивно-милитаристский профиль российской государственности. Получается, что сторонники расчленения России правы?
Попробуем задать вопрос иначе. Является ли обширность русских владений непреодолимым препятствием к созданию демократического и, как следствие, миролюбивого (то есть не пытающегося расширяться до бесконечности территориально с помощью военной силы) государства? Раньше, думаю, - да, сегодня – нет.
Век информатизации, на мой взгляд, дал в этом смысле России небольшой шанс, которым она при определенных условиях могла бы воспользоваться. Единое информационное пространство в принципе позволяет сегодня решать "малыми силами" проблемы, для разрешения которых в XIX и даже в XX веках было необходимо создавать такие же гигантские аппараты власти, как и те территории, которыми им необходимо управлять. Грубо говоря, создание электронной почты делает во многом ненужной "римскую почту" с ее лошадьми, всадниками и зверской дисциплиной.
Рискну предположить, что только сейчас, в начале XXI века, у России (не хочу писать "русской цивилизации", хотя речь идет именно о ней) появился первый шанс не стать абсолютистским или тоталитарным монстром, ощетинившимся штыками. До этого у нее просто не было такой технической возможности при сохранении заданных параметров (в первую очередь – территориальных). Выбор был - либо такая как есть (тоталитарная и агрессивная), либо никакая.
Сегодня технические условия для управляемости столь сложной системой альтернативными методами появились. Соответственно, появляется возможность подумать, какие политические условия могут соответствовать этим новым техническим возможностям. Пока все по Марксу: уровень развития производительных сил создал предпосылки для новых типов отношений. Наша задача понять, каких именно.
! Орфография и стилистика автора сохранены
